СЕВАСТОПОЛЬ: ТЕАТР В ТОН

Источник: Петербургский театральный журнал (29.08.2021)

    Иван Миневцев, Яна Тумина, Иван Пачин — четвертый севастопольский Фестиваль премьер «ТОН» прошел со столичным размахом…

    По набору режиссерских имен афиша этого года могла бы конкурировать с ведущими российскими фестивалями. Зрителям представили шесть спектаклей большой формы (в большинстве — созданные в непростых условиях пандемии), у каждого из которых очевидны хорошие фестивальные перспективы по стране. Именно поэтому жюри отказалось от компромиссов, серединных номинаций и утешительных призов. «ТОН» сам задал такой тон обсуждений и оценки, собрал таких артистов и режиссеров, которые про себя все отлично понимают не менее экспертов. Потому обсуждали каждый спектакль и раздавали немногочисленные номинации по большому счету.

Сцена из спектакля «Амуры в снегу».
Фото — архив театра.

    За «Лучший актерский ансамбль» боролось сразу несколько постановок. Общая сыгранность, контиленность ритма, точное чувствование партнера были очевидны и в водевиле «Амуры в снегу» Драматического театра им. Б. Лавренева Черноморского флота, и в «Белой гвардии» Севастопольского русского драматического театра им. А. В. Луначарского, и в «Каштанке» Севастопольского ТЮЗа. Но более других слаженной симфонией прозвучал спектакль Екатерины Гранитовой-Лавровской в Театре флота. Незамысловатая комедия Фонвизина «Бригадир» приобрела здесь черты и зимней русской сказки (сценография Ирины Пиновой), и летящего нежного водевиля (композитор Григорий Ауэрбах), и добротной комедии положений. Главное достоинство спектакля — именно в его легкости, без претензии на высокое искусство. Здесь три грации в белом (Светлана Энакина, Мария Соболева, Анастасия Сысоева — вполне себе амуры) акапельно затягивают русские тревожные напевы, по-французски расфуфыренная, зефирно-розовая Советница (Светлана Агафошина) составляет колоритный контраст добротной русской барыне Бригадирше (Ксения Витковская), а сакраментальное «может, чаю?», искрометно сыгранное актером Николаем Коваленко на сто разных ладов, с первых секунд располагает зрителя к тотальному доверию всему происходящему. Ансамбль явлен буквально: артисты раскрашивают действие голосами, смешными «пыдыщ», «тадам», «хрым-хрым», подзвучивают скрип снега, бег тройки с бубенцами… Нет главных героев, нет массовки — есть единый, уютный, как домашний плед зимой, мирок русской усадьбы (без лубочных подробностей, скорее с французским ироничным акцентом), где все со всеми «амурятся», никто никому не верен, но ах, какие все душки. Спектакль абсолютного зрительского счастья со вкусом оправдывает среднестатистические ожидания от театра: чтобы красиво, чтобы в кринолинах, чтобы пели, чтобы все понятно и смешно. И гарантирует Фонвизину долгую жизнь в здешнем репертуаре.

Сцена из спектакля «Месяц в деревне».
Фото — Дмитрий Кириченко.

    Номинация «Лучшая работа художника» также вызвала в жюри немало споров. В одном только «Месяце в деревне» главного режиссера Севастопольской драмы Григория Лифанова пиршества для глаз и смен костюмов столько, что хватило бы на пять разных спектаклей. Витиеватые беседки, качели, платформы-карусели в стиле рококо (сценография Натальи Лось) отсылают одновременно и к кружевной поэтике Тургенева, и к спектаклю Анатолия Эфроса 1977 года в Театре на Малой Бронной. Да и драматическая перемена героини очевиднее всего в костюме (художник по костюмам Ника Брагина). В процессе разоблачения себя и своей влюбленности в Беляева от многослойных оборок приторного наряда в начале Наталья Петровна (Валентина Огданская) переходит к коктейльной укороченной юбочке, строгому брючному костюму, роковому черному платью с голой спиной в финале. Но красота здесь избыточна и нефункциональна, скорее душит, чем возвышает. В черных, поросших ажурной паутиной зеркалах по бокам сцены жизнь не отражается. И сама Наталья Петровна, и чувства ее до конца остаются столь же манящими и насквозь искусственными, как гламурная розовая малина в неоновых облаках сценографии.

    Театр драмы им. А. В. Луначарского представил на фестивале и свою весеннюю премьеру — спектакль режиссера Ивана Миневцева и художницы Юлианы Лайковой «Белая гвардия». Прямолинейный, на первый взгляд, контраст света и тьмы, космоса дома и хаоса мира, создатели спектакля возводят в абсолют. Турбины здесь охраняемы белоснежным, словно нереальным крохотным пространством — с белой скатертью, белой гитарой, белым вином. За пределами сказочной шкатулки с кремовыми шторами — тьма Гражданской войны. В завывании метели, перебиваемой неизвестной прежде музыкой Фаустаса Латенаса, там теряются черные пьяные ходоки, бесцельно блуждающие по полю трупов, убивающие, разрушающие.

Сцена из спектакля «Белая гвардия».
Фото — архив театра.

    Иван Миневцев, ученик Каменьковича и главный режиссер Челябинского Молодежного, умеет создавать крепкие режиссерские конструкции, не застраивая при этом артистов. У каждого — от Елены до Лариосика — свой запоминающийся бенефис и коридор для импровизаций. Каждому создана максимально комфортная художественная рама образа, подсвечивающая артиста с выигрышной стороны. Здесь Шервинский (Александр Аккуратов) не выходит из режима оперного бенефиса, Мышлаевский (Евгений Чернорай) залихватски преподает уроки гусарской попойки наивно-простоватому Лариосику (Юрий Михайловский), а Елена (Мария Кондратенко) словно витает над всеми — ненарошной, прозрачной душой дома, от незримых плавных волн которой загорается свет, накрывается стол, исцеляется мир. От сольной партии Алексея (Николай Нечаев) — сцены в гимназии — зал замирает в судороге. В полнейшей темноте, в лязгании затворов и топоте юнкерских сапог по залу он произносит монолог о поражении Белого движения полушепотом, недвижим и вытянут в струну, глаза в глаза один — лично каждому в переполненном зале. И спектакль переламывается надвое — до и после этой сцены. Это подтверждают сразу три актерские номинации, которые зрительское жюри присудило Марии Кондратенко и Евгению Чернораю, а профессиональное жюри — Николаю Нечаеву.

    Снимая злободневные подтексты «крымнаш», близкие севастопольскому зрителю, создатели спектакля очень бережно обходятся с неоднозначными репликами типа «тихо идут, вежливо» и во главу угла возводят ценность и хрупкость семьи как модели мира. Белоснежный дом Турбиных делает оборот вокруг своей оси при каждой непоправимой потере, после смерти Алеши обнажая вырванный угол. Лаконичная сценография, доступная любому зрителю режиссерская интерпретация, предельно внятные актерские работы: простота как преодоленная сложность — вот формула этой «Белой гвардии». Именно поэтому — номинации «Лучшая работа художника» и «Лучшая работа режиссера».

Сцена из спектакля «Белая гвардия».
Фото — архив театра.

    Самым неоднозначным, выпадающим из всех номинаций оказался на фестивале спектакль ТЮЗа «Каштанка» в постановке Ивана Пачина. Взяв за основу сюжет небольшого чеховского рассказа, режиссер создал антологию театрального мироустройства с тезисами из учений Станиславского, ироничными аллюзиями на актерские тренинги и жесткую внутреннюю иерархию театральной труппы. Но в первую очередь этот спектакль для семейного просмотра соразмерен заявленному в программке зрителю 6+ и наглядно знакомит его с театральным словарем нулевого уровня: что такое дебют, кулиса, занавес, аплодисменты, успех… Предваряя начало действия, Рассказчик (Кирилл Паниотов) коротко поясняет, кто такая Каштанка, что с ней случится в ближайший час и почему она вернется к старому хозяину. Впрочем, на последний вопрос зрителю предлагается ответить самому, выбрав из вариантов «рабское поведение/верность». А также, напутствует Рассказчик, стоит помнить, что в театре важно не что, а как. И начинается театр в театре, азартный, стихийный, импровизационный, с грустью рефлексирующий над самим собой.

    Актриса Екатерина Скрибцова в роли Каштанки вынуждена обходиться только наивным тявканием, которое Рассказчик из последнего ряда в зале переводит на человеческий язык. В сумме с возникающей на полотне задника анимацией выходит почти сеанс немого кино. Сцена кадрируется двумя огромными неотесанными ширмами, повернутыми к зрителю изнанкой. Мир столяра и Федюшки тесно зажат между этими ширмами, плоско придвинут к рампе. Здесь мельтешит народ, царят оглушительная музыка и суета. Но с появлением Таинственного незнакомца (Владимир Соловьев), приютившего Каштанку, распахивается глубина сцены с витиеватой люстрой, занавесами и кулисами, интригующей тишиной. Только здесь — жизнь настоящая, яркая, и ширмы-загоны безобидной рамой обрамляют волшебный мир Театра.

Сцена из спектакля «Каштанка».
Фото — Анна Корнилова.

    В коллективе Свиньи (Елена Воронцова), Кота (Игорь Цветков), Гуся и Бабочки (дополненный персонаж Анастасии Ладан) легко угадываются актерские типажи народного артиста, премьера труппы, начинающего стажера. Многократно повторенная Рассказчиком ремарка о комнате с грязными обоями и тот факт, что спят артисты стоя, притулившись к изнанке ширмы, рисуют образ крепостного театра. Самый эксцентричный в нем, жадный до работы, рабски преданный своему делу — гусь Иван Иваныч, и это незабываемая работа молодого артиста Семена Сковородина. Хлопотание крыльев, гортанные возмущающиеся звукоподражания — артист не иллюстрирует, а мастерски передает характер птицы. Сцена умирания Гуся, придавленного лошадью в цирке, — кульминация спектакля. В попытке ухватиться за жизнь, согреться хоть капелькой человеческого тепла одним рывком впрыгивает он на руки равнодушного хозяина. Одиноко укутанный в одеяло на авансцене, медленно протягивает Гусь к Коту один только пальчик — умирать очень страшно. Но настоящий артист не умирает — он растворяется в световом луче прожектора, вырастает огромной тенью за занавесом и рассеивается по залу. И это, безусловно, номинация «Лучшая роль (условно) второго плана». А Каштанка в финале развенчивает обе собственные гипотезы — она возвращается в неотесанный мир пьяного столяра и его сына не из рабских привязанностей и верности. А чтобы мальчик Федюшка, который развлекается вытаскиванием куска мяса на нитке из желудка собаки, увидел и проверил на личном опыте: воображением и верой можно изменить мир. И это — «Спецприз жюри».

Гран-при фестиваля также отправился в Севастопольский ТЮЗ. Единогласным решением зрительского и профессионального жюри им отмечен спектакль «Нос» Яны Туминой, о котором «ПТЖ» писал подробно.

Сцена из спектакля «Нос».
Фото — Юрий Югансон.

Региональное отделение СТД придумало отличный формат — не привозной театр, который часто кочует по разным фестивалям с одним и тем же спектаклем, а смотр лучшего, что создано за сезон в своем городе. Это беспрецедентный по России формат, который превращает фестиваль в лабораторию внутреннего роста и командоформирования городской театральной среды. Все театры видят по два спектакля друг друга, оценивают профессиональный уровень, смысловые тенденции, чувствуют здоровое конкурентное поле и общегородской театральный контекст. Более того, потом видят оценки приглашенных критиков, которые ничем не связаны ни с одним из театров-участников. Это очень эффективный механизм выхода из своей герметичной коробочки, в которой существует каждый театр в принципе (в столицах, в первую очередь), где горизонтальные связи между театрами отсутствуют вовсе (если они не связаны одним худруком, конечно). И удивительно, как артисты заинтересованы в работах коллег, как искренне поддерживают номинантов и победителей. Есть ощущение единого театрального организма в Севастополе, пусть и только на момент фестиваля. Хочется надеяться, что с переходом в новый формат — межрегионального фестиваля-лаборатории — ощущение общей корпоративной этики городских театров «ТОН» не утратит.

Мила Денёва