«...Не смотрите на мир так, как будто он неловкий слуга, не сумевший услужить вам, и поэтому достойный презрения и проклятий! Используйте его получше и умирайте попозже», — завещал нам Аркадий Аверченко. Сам он, увы, умер рано, на чужбине, не дожив нескольких дней до своего 45-летия... Хотелось бы ошибаться, но, кажется, в Севастополе, где родился Аркадий Тимофеевич, его имя не отмечено пока никак и ничем, уж молчим о памятнике. Разве что фамилия Аверченко время от времени появляется на афишах наших театров. Так, в апреле 2017 года в СевТЮЗе состоялась премьера спектакля «О маленьких для больших». Идея Людмилы Оршанской, художественного руководителя театра, была воплощена на сцене в жанре веселой и яркой буффонады.

    Наш герой родился 27 (15) марта 1881 года (по уточненным данным, все-таки год его рождения 1880-й)  в Севастополе. Отец — Тимофей Петрович Аверченко, владелец магазинчика, коммерсант-неудачник. Мать — Сусанна Петровна, урожденная Софронова, дочь отставного солдата с Полтавщины. В семье было много детей, но большинство из них умерли во младенчестве. Одним словом, блестящее будущее для Аркадия было исключено со старта.
 

    Сам он свое появление на свет описывает с большим юмором: «Когда акушерка преподнесла меня отцу, он с видом знатока осмотрел то, что я из себя представлял, и воскликнул: «Держу пари на золотой, что это мальчишка!»

    «Старая лисица! — подумал я, внутренне усмехнувшись. — Ты играешь наверняка!»

    Нельзя сейчас с определенностью сказать, почему маленький Аверченко рос круглым неучем. Он, правда, с детства был слабоват глазами и не отличался хорошим здоровьем. Но еще менее он отличался каким-либо интересом к учению. Кроме того, в семье хронически не было денег.

    «Воры, пожары и покупатели долгое время стояли стеной между мной и отцом, и я так и остался бы неграмотным, если бы старшим сестрам не пришла в голову забавная, сулившая им массу новых ощущений мысль: заняться моим образованием», — поясняет сам Аркадий Тимофеевич. Иногда дело, впрочем, доходило до рукопашной, но «результат схватки — вывихнутый палец — нисколько не охладил преподавательского пыла старшей сестры Любы».

    Так или иначе, но считать, читать и писать сестры Аркадия выучили. А в неполные 15 лет парня отправили работать (семья, как я уже писал, вечно бедствовала) — в какую-то севастопольскую транспортную контору по перевозке кладей. Видимо, служба в этом заведении показалась ему одним из вариантов ада, хотя к моменту бегства из Севастополя юный Аверченко получал 25 рублей в месяц, не так уж плохо для подростка.

    Дадим слово самому Аверченко: «Шестнадцати лет я расстался со своей сонной транспортной конторой и уехал из Севастополя… на какие-то каменноугольные рудники. Это место было наименее для меня подходящим, и потому, вероятно, я и очутился там по совету своего опытного в житейских передрягах отца…»

    Тут нужно сказать, что на эти самые рудники (Брянские рудники, Донбасс, станция Алмазная) Аверченко попал все-таки как конторщик, а не как углекоп. Это были четыре года весьма нудного и скудно оплачиваемого труда. Единственный плюс — Аркадий кое-как закончил два класса реального училища. Характерный штрих: «И все обитатели этого места пили как сапожники, и я пил не хуже других».

    А вот дальше его судьба вдруг коренным образом переменилась. Аверченко бросил опостылевшие рудники, перебрался в Харьков и… начал писать. Так, 31 октября 1903 года газета «Южный край» опубликовала его первый рассказ — «Как мне пришлось застраховать жизнь», слишком, правда, напоминающий то, что писал Марк Твен. Вот как об этом через много лет вспомнит сам Аркадий Тимофеевич: «Гонорара за него я почему-то не получил, и это тем более несправедливо, что едва он вышел в свет, как подписка и розница газеты сейчас же удвоилась…»

    Даже если наш остроумный герой преувеличивает, факт остается фактом: на бойкого автора обратили внимание! Мало того, этот только-только вчерашний конторщик, без всякого образования, становится редактором сатирических журналов «Штык» и «Меч». Выгнали его быстро и с чудесной формулировкой, которую стоит запомнить: «Вы хороший человек, но ни к черту не годитесь». Это как раз в тот момент, когда харьковский генерал-губернатор Н.Н. Пешков оштрафовал слишком смелого редактора на 500 рублей. Денег у Аверченко не было, хотя незлобивый Пешков снизил штраф до сотни целковых. И Аркадий Тимофеевич просто сбежал в Санкт-Петербург.

    Оказаться в нужное время в нужном месте — это если не гарантия счастья, то уж точно хороший шанс. Так и получилось с Аверченко.

    Существовал такой себе журнал «Стрекоза», ни пава, ни ворона, издававшийся с 1875 года и за тридцать с лишком лет своего существования себя совершенно изживший, стремительно терявший подписчиков. Издателем журнала на момент прихода в редакцию Аверченко был некий Михаил Германович Кроненфельд, весьма образованный, но малоопытный юноша 24-х лет. Итак, Аркадий Тимофеевич становится секретарем редакции. Скоро «Стрекоза» тихо умирает — в ее недрах зарождается и прорывается к бессмертной славе журнал «Сатирикон». Аверченко — главный редактор и ведущий автор.

    Ему и Кроненфельду удалось привлечь в «Сатирикон» не просто хороших или известных — наилучших в России авторов. Достаточно назвать только три фамилии, собственно, псевдонима — поэт Саша Черный (Александр Михайлович Гликберг, 1880 — 1932 гг.), писательница Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая,1872 — 1952 гг.), гениальный карикатурист Ре-ми (Николай Владимирович Ремизов, 1887 — 1975 гг.). Никого умнее, острее и талантливее российская сатира начала XX века просто не знала. Сотрудничество с «Сатириконом» сначала было престижным, а потом — еще и материально выгодным. Журнал гремел. Его рвали из рук.

    Хитрый и речистый Аверченко наладил хорошие отношения с могущественным человеком — начальником Главного управления по делам печати гофмейстером А.В. Бельгардом, который был дружен с самим П.А. Столыпиным. Так что «Сатирикону» и его авторам очень многое сходило с рук. Недовольство «на самом верху» вызывали только карикатуры на Распутина, но тут уж и Столыпин ничем не мог помочь.

    Впрочем, журнал Аверченко читали императрица и царевны — с удовольствием. А сам Николай II, когда позировал Кустодиеву для портрета, просил читать ему вслух рассказы все того же Аркадия Тимофеевича — чтобы не заснуть, долго находясь в неподвижности. «Короля смеха» приглашали обедать в Царское Село, но он не поехал — тогда модно было играть в интеллигентскую фронду.

    Аверченко наслаждался жизнью, шикарно одевался, всегда был при деньгах. Это был действительно грандиозный успех! В качестве редактора он не свирепствовал; если у автора было «имя» (а в «Сатириконе» других не водилось), вообще ничего предварительно не читал и не правил. Его девиз тех лет: «Каждый сам за себя отвечает! Напишет несколько раз плохо, перестанем печатать». И это отлично работало, кстати.

    В 1912 году авторы «Сатирикона» выпустили замечательную книжку — остросатирическое изложение гимназического курса истории — «Всеобщая история, обработанная «Сатириконом» (в 1991 году московское издательство «Книга» отпечатало репринт). Впрочем, чтобы оценить все тонкости иронии и сарказма в этом издании, нужно иметь представление об истории на добротном уровне гимназии начала прошлого века, так что…. сами понимаете.

    Конечно, деньги и громкая слава «короля смеха» имели и оборотную сторону. Тэффи, дама мудрая и проницательная, пишет: «В свите Аверченко были и друзья, резавшие правду-матку и бравшие взаймы деньги, были шуты, как при средневековом дворе, были и просто идиоты. И вся эта компания, как стая обезьян, говорила его тоном, с его жестами и, не переставая, острила… Свита сыграла дурную роль в жизни Аверченко. Она льстила, восхищаясь тем, чем восхищаться не следовало, портила его вкус, направляя в сторону дешевой рекламы, успеха, дурного вкуса».
Конгениально развил эту мысль Тэффи современный нам сатирик Феликс Кривин: “И он (Аверченко — Ред.) постепенно отступал — то ли под напором реакции, то ли под напором собственного головокружительного успеха, который требовал от него смеха, одного только смеха — и больше ничего. И по мере того, как мельчали объекты его сатиры, мельчала и она сама, отходя на удобные позиции безопасного, бездумного юмора».

    В 1913 году Аверченко из-за каких-то денежных дел рассорился с Кроненфельдом и создал свой журнал «Новый Сатирикон», просуществовавший до 1918 года, пока его не запретили большевики.

    А потом пришлось спасаться от швондеров и шариковых и самому Аверченко… Вполне могли «шлепнуть контру» -- так  это тогда называлось…

    Замечательный русский мыслитель Василий Розанов высказался очень точно: «Насладившись в полной мере великолепным зрелищем революции, наша интеллигенция приготовилась надеть свои подбитые мехом шубы и возвратиться обратно в свои уютные хоромы, но шубы оказались украденными, а хоромы были сожжены».

    Аверченко и его друзья с восторгом приняли февральскую революцию, хотя их блестящее положение и отменное материальное благополучие как раз и гарантировались «кровавым царизмом», странно, что они этого не понимали и не желали понять. События октября, точнее, то, что последовало с приходом к власти большевиков, не только лишило так жаждавших коренных перемен господ денег, покоя и социального статуса, но и поставило под угрозу их физическое существование.

    Аркадий Аверченко, путая следы, как преследуемый лисой заяц, через всю Россию бежит из Петербурга в Севастополь — к маме и сестрам, на родную Ремесленную улицу.

    Как-то надо жить, и Аверченко сотрудничает в белогвардейских газетах — «Юг» и «Юг России». Даже пишет агитационные листовки, которые с аэроплана «распыляются» над позициями красноармейцев. Не могу судить, как, к примеру, воспринимался такой кулинарный «агитпроп»: «А мы сегодня отлично пообедали. На первое борщ с ватрушками, на второе поросенок с хреном, на третье — пироги с осетриной и на заедку блины с медом. Завтра будем жарить свинину с капустой, ветер будет в вашу сторону».

    Справедливости ради надо отметить, что «белогвардейский» Севастополь жил исключительно насыщенной, бурной и разнообразной культурной жизнью. На короткий миг здесь собрались все сливки рухнувшей империи.

    Аверченко старался успеть всюду — и как редактор, и как журналист, и как писатель и драматург, и как актер, и как конферансье. И все ему удавалось.

    В театре-кабаре «Дом Артиста» он поставил свою пьесу «Лекарство от скупости», сам в ней и сыграл. Вместе с Тэффи устроил грандиозный концерт в театре Севастопольского городского собрания. Вместе с известной в те годы артисткой Марией Марадудиной выступал в театрике со странным названием «Наука и жизнь». В театре «Ренессанс» показал свою пьесу «Игра со смертью». В апреле 1920 на ул. Екатерининской, 8 открыл театр «Гнездо перелетных птиц» — видимо, понимал, что скоро придется покинуть Севастополь… Кстати, под тем же названием — «Гнездо перелетных птиц» — чуть позже Аверченко еще раз откроет театр, но уже в Константинополе… А еще в Севастополе огромной славой пользовалось кабаре Александра Вертинского «Черная роза» — конечно, Аверченко бывал и там. Он даже успел издать в Севастополе свой сборник рассказов и фельетонов «Нечистая сила».

    Но «белый Крым» рухнул… Десятого ноября 1920 года Аверченко в последний раз взглянул на родной Севастополь — с борта отходящего на Константинополь (Стамбул) парохода.

    А дальше пошли скитания: Константинополь — София — Белград — Прага. Аверченко не испытывал острой материальной нужды. Но чувство выброшенного с родной земли человека, видимо, сводило его с ума. Главным его трудом в эмиграции стал знаменитый сборник памфлетов «Дюжина ножей в спину революции», настолько блистательно написанный, что этого не мог не заметить сам товарищ Ленин. Вождь мирового пролетариата прямо назвал книгу Аверченко «высокоталантливой», впрочем, тут же поименовав ее автора «озлобленным до умопомрачения белогвардейцем».

    Аркадий Тимофеевич ответил Владимиру Ильичу совершенно издевательским письмом, где между строк читалось совсем иное: отчаяние и беспомощность потерявшего ВСЁ талантливого человека.

    Аверченко с детства имел слабое зрение, причем один глаз у него был чем-то травмирован еще в молодые годы… В одном из современных очерков такое читаем: «Блестящая литературная карьера полуслепого человека была плодом невероятной силы духа и воли». В январе 1925 года больной глаз пришлось удалить. А утром 12 марта Аркадия Тимофеевича не стало.
Свой последний приют он обрел на Ольшанском кладбище в Праге.

    В заключение предоставим слово Тэффи — Надежде Лохвицкой: «Он русский чистокровный юморист, без надрыва и смеха сквозь слезы. Место его в русской литературе свое собственное, я бы сказала — единственного русского юмориста».

    Примечательно, что так же примерно роль и место Аверченко представлял и Корней Чуковский, написавший 4 ноября 1964 года: «Сколько бы ни было недостатков у Аркадия Тимофеевича, он на тысячу голов выше всех ныне действующих смехачей».

    Разве что-то изменилось? Прав Чуковский…

P.S.

Севастополец Аркадий Аверченко… Здесь родился, отсюда и отбыл в свое не затянувшееся заграничное инобытие…

Это, конечно, мечта, но … Нет в мире ничего невозможного! Как бы хотелось, чтобы Аверченко вернулся на родину, чтобы его прах был перенесен в Севастополь и обрел здесь вечный покой. Под небом великой России.

С инициативой учреждения в нашем городе Высшей театральной премии им. А.Т. Аверченко выступил директор Севастопольского ТЮЗа Андрей Маймусов. Соответствующие документы были им подготовлены, одобрены, но, увы, почему-то решение простого в сущности вопроса, как говорится, зависло. Впрочем, есть основания полагать, что идея Маймусова будет реализована – сфера культуры в Севастополе переживает быстрые и позитивные перемены.